Сообщения: 170
Реакции: 688
Согласно известным словам Жана-Поля Сартра, человек обречён быть свободным. Однако не нужно обманывать себя, думая, будто это значит, что мы свободны действительно и «объективно». Свобода есть не внешнее определение человека, а субъективная внутренняя реальность, постоянно переживаемая нами возможность и неизбежность выбора. Естественно, что человек хочет распорядиться свободой правильно, но у него никогда не бывает достаточно информации, чтобы быть уверенным, что же именно окажется правильным. Как писал поэт, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся» – и в равной мере как отзовётся наше дело, туда ли ведёт наш путь, куда мы хотим, и того ли мы вообще хотим. Выбор, впрочем, делать приходится. Каждую секунду мы приговорены к нему, даже тогда, когда отказываемся от выбора, и всякое наше решение является неотменяемым, невозвратным как само поглощающее его прошлое. Осознание данной ситуации, этой громадной ответственности порождает в самых прозорливых из нас экзистенциальную тревогу, а подчас и экзистенциальный кризис, потенциально продолжающийся всю жизнь, как, к примеру, у Эмиля Чорана. Оба состояния являются реакцией на болезненную рану, нарывающий зазор между насущным стремлением знать, как нам быть в этом мире и что делать, чего желать и как получить желаемое, и отсутствием такового знания. Для разрешения этих вопросов требуется представление о местоположении человека в самом общем контексте действительности (то, что называется проблемой смысла жизни), об условиях и законах нашего счастья и несчастья, о тех фундаментальных вопросах бытия, на которые наука методологически не способна дать ответа. Философия и представляет собой попытку залечить эту рану, да и сам человек в его высших проявлениях есть дитя этой раны.
Сторону личности, ответственную за вопрошание о принципах и законах нашего существования, деятельное стремление познать себя в своей связи с целым я позволю себе назвать метафизическим сознанием. Метафизика здесь понимается в духе её классической интерпретации, идущей от аристотелевской традиции, – как учение о первых началах бытия, к чему относится и фундаментальный уровень самопознания, ибо последнее невозможно без объяснения нашего места в общей картине мироздания и характера связи с ним. Метафизика пребывает над «физикой», над наукой не в иерархическом, а в структурном смысле, ибо простирается на предметы, хотя и выходящие за пределы науки, однако принципиально важные для нашего существования и не могущие оставаться без какого-то решения. Это никоим образом не означает, что философия должна входить с наукой в противоречие; напротив, ныне становится понятно как никогда, что осуществить продуктивный выход за её пределы философия может лишь в прочной опоре на текущее состояние научного знания, используя его, а не отвергая, как то зачастую происходило в прошлом.
Метафизическое сознание не обязательно поднимается в человеке до философского творчества. Да в том и нет нужды. Однако оно представляет собой коренную характеристику развитой, полноценной личности, возвышающую нас над прозой и «физикой» окружающего мира и придающей человеку подлинное величие. Человек, в ком этот свет не теплится, лишён важнейшего измерения собственного существа и пребывает в плоской, двумерной реальности. В одном из известнейших отрывков в истории философской мысли Блез Паскаль пишет («Мысли о религии и других предметах»):
Казалось бы, это неплохой выход, однако данное «руководство» совсем небескорыстно и ничуть не озабочено нашим благополучием. Каждая массовая идеология, в том числе религиозная, содержит в себе определенную разметку структуры властных отношений, в которой вам отводится место, которое вас вряд ли обрадует и которой до вашего счастья дела очень мало. К примеру, за институтами рабства, крепостничества и кастовости в древности стояло представление о том, что люди волею Бога или иных космических сил рождаются с разным набором прав и возможностей и должны следовать образу жизни социальной страты, где они родились, не ропща подчиняясь тем, кто выше. По большей части, рабы, крепостные и представители низших каст эту точку зрения разделяли. Отказ женщинам в праве голосовать вплоть до конца XIX века мотивировался как тем, что женщины глупее и ниже мужчин, так и тем, что предоставляя решать важные дела мужчинам, они лишь облегчают себе жизнь. Большинство женщин, опять же, были с этим согласны. Таких примеров можно привести немало, и все они говорят об одном – принимая транслируемые массовой культурой и политической пропагандой идеи, мы не только отказываемся от свободы попробовать самостоятельно избрать себе дорогу в жизни, но и неизбежно попадаем в сети определенной системы господства и подавления. Восприняв готовые и выставленные на обозрение масс ответы, вы с вероятностью, приближающейся к ста процентам, становитесь в том или ином отношении чьим-то рабом или крепостным, хотя бы, как это повсеместно происходит сегодня, рабом тяги к потреблению напоказ, собственных иллюзий по поводу благости этого акта и политико-экономических сил, это потребление обеспечивающих.
В нынешнюю эпоху таких идеологий, готовых принять нас в свои руки, хватает. И если говорить о светской, секулярной их части, то её суть неплохо сформулировал Славой Жижек (интервью 2013 г.):
Таким образом, люди делятся на две категории, границы между которыми проницаемые и подвижны. В одних горит свет метафизического сознания – деятельная потребность осмыслить своё существование и место в общей картине мира, потребность познать себя и законы собственного внутреннего мира, вытекающие из законов мира внешнего, и сделать это знание основой жизненных решений.
В других – он либо потух, либо по-настоящему никогда и не загорался и они, зачастую бессознательно, следуют массовым философиям, сколоченным столь глупо и неуклюже, что они неизбежно ведут их совсем не туда, куда обещают.
В наших интересах беречь в себе и других огонёк самостоятельного метафизического вопрошания – как потому, что он, редчайшее явление в природе, прекрасен сам по себе, так и потому, что лишь он может привести к подлинной свободе. Конечно, надо признать, что счастливая жизнь более чем возможна и без метафизического сознания, в двумерной реальности, сколь бы она ни была бедна на формы и краски. Но хотя двумерные существа свободнее от гнёта экзистенциальной тревоги и ужаса, намного реже сталкиваются с экзистенциальными кризисами и куда проще их проходят, в их мире имеются свои хищники: ничто не может оградить их от цепких пальцев массовых идеологий, которые счастью совсем не способствуют. Наконец, они не способны вырваться из плена собственных ошибок, однажды впав в них: не умея анализировать самих себя и свою жизненную ситуацию в их связи с широким контекстом действительности и делать из этого практические выводы, они по инерции повторяют свои ошибки до дурной бесконечности.
© Олег Цендровский
Сторону личности, ответственную за вопрошание о принципах и законах нашего существования, деятельное стремление познать себя в своей связи с целым я позволю себе назвать метафизическим сознанием. Метафизика здесь понимается в духе её классической интерпретации, идущей от аристотелевской традиции, – как учение о первых началах бытия, к чему относится и фундаментальный уровень самопознания, ибо последнее невозможно без объяснения нашего места в общей картине мироздания и характера связи с ним. Метафизика пребывает над «физикой», над наукой не в иерархическом, а в структурном смысле, ибо простирается на предметы, хотя и выходящие за пределы науки, однако принципиально важные для нашего существования и не могущие оставаться без какого-то решения. Это никоим образом не означает, что философия должна входить с наукой в противоречие; напротив, ныне становится понятно как никогда, что осуществить продуктивный выход за её пределы философия может лишь в прочной опоре на текущее состояние научного знания, используя его, а не отвергая, как то зачастую происходило в прошлом.
Метафизическое сознание не обязательно поднимается в человеке до философского творчества. Да в том и нет нужды. Однако оно представляет собой коренную характеристику развитой, полноценной личности, возвышающую нас над прозой и «физикой» окружающего мира и придающей человеку подлинное величие. Человек, в ком этот свет не теплится, лишён важнейшего измерения собственного существа и пребывает в плоской, двумерной реальности. В одном из известнейших отрывков в истории философской мысли Блез Паскаль пишет («Мысли о религии и других предметах»):
Ставимые метафизическим сознанием задачи столь тяжелы и столь тяжело их бремя, что большинство из нас имеют к ним лишь временный и очень поверхностный интерес, обычно в самом начале жизни. Искреннее любопытство скоро угасает, хилые самостоятельные попытки пробиться до ответов отбрасываются вовсе. Люди закрывают глаза на то, что видеть слишком страшно, а тотчас разгадать оказывается им не по силам, и некритически воспринимают в себя уже готовые, всплывшие на поверхность массовой культуры кое-как слепленные концепции, делая их своим проводником в жизни.
Казалось бы, это неплохой выход, однако данное «руководство» совсем небескорыстно и ничуть не озабочено нашим благополучием. Каждая массовая идеология, в том числе религиозная, содержит в себе определенную разметку структуры властных отношений, в которой вам отводится место, которое вас вряд ли обрадует и которой до вашего счастья дела очень мало. К примеру, за институтами рабства, крепостничества и кастовости в древности стояло представление о том, что люди волею Бога или иных космических сил рождаются с разным набором прав и возможностей и должны следовать образу жизни социальной страты, где они родились, не ропща подчиняясь тем, кто выше. По большей части, рабы, крепостные и представители низших каст эту точку зрения разделяли. Отказ женщинам в праве голосовать вплоть до конца XIX века мотивировался как тем, что женщины глупее и ниже мужчин, так и тем, что предоставляя решать важные дела мужчинам, они лишь облегчают себе жизнь. Большинство женщин, опять же, были с этим согласны. Таких примеров можно привести немало, и все они говорят об одном – принимая транслируемые массовой культурой и политической пропагандой идеи, мы не только отказываемся от свободы попробовать самостоятельно избрать себе дорогу в жизни, но и неизбежно попадаем в сети определенной системы господства и подавления. Восприняв готовые и выставленные на обозрение масс ответы, вы с вероятностью, приближающейся к ста процентам, становитесь в том или ином отношении чьим-то рабом или крепостным, хотя бы, как это повсеместно происходит сегодня, рабом тяги к потреблению напоказ, собственных иллюзий по поводу благости этого акта и политико-экономических сил, это потребление обеспечивающих.
В нынешнюю эпоху таких идеологий, готовых принять нас в свои руки, хватает. И если говорить о светской, секулярной их части, то её суть неплохо сформулировал Славой Жижек (интервью 2013 г.):
Проблема гедонистического цинизма вовсе не в том, что он провозглашает счастье как главную цель (впрочем, зачастую он говорит не о счастье, а о куда более плоском наслаждении). Дело в том, что предлагаемые им средства для достижения данной цели основываются на поверхностном и ошибочном понимании психологии человека и его внутреннего устройства, они просто не работают и доверяясь им, мы делаем ложную ставку. Обрести счастье в рамках современной идеологии гедонистического цинизма предельно проблематично, не случайно исповедующий её мир переживает эпидемию страдания, стресса и депрессии, одновременно с тем, впрочем, генерируя визуальные образы эйфории, заманивающие в неё новых адептов.
Таким образом, люди делятся на две категории, границы между которыми проницаемые и подвижны. В одних горит свет метафизического сознания – деятельная потребность осмыслить своё существование и место в общей картине мира, потребность познать себя и законы собственного внутреннего мира, вытекающие из законов мира внешнего, и сделать это знание основой жизненных решений.
В других – он либо потух, либо по-настоящему никогда и не загорался и они, зачастую бессознательно, следуют массовым философиям, сколоченным столь глупо и неуклюже, что они неизбежно ведут их совсем не туда, куда обещают.
В наших интересах беречь в себе и других огонёк самостоятельного метафизического вопрошания – как потому, что он, редчайшее явление в природе, прекрасен сам по себе, так и потому, что лишь он может привести к подлинной свободе. Конечно, надо признать, что счастливая жизнь более чем возможна и без метафизического сознания, в двумерной реальности, сколь бы она ни была бедна на формы и краски. Но хотя двумерные существа свободнее от гнёта экзистенциальной тревоги и ужаса, намного реже сталкиваются с экзистенциальными кризисами и куда проще их проходят, в их мире имеются свои хищники: ничто не может оградить их от цепких пальцев массовых идеологий, которые счастью совсем не способствуют. Наконец, они не способны вырваться из плена собственных ошибок, однажды впав в них: не умея анализировать самих себя и свою жизненную ситуацию в их связи с широким контекстом действительности и делать из этого практические выводы, они по инерции повторяют свои ошибки до дурной бесконечности.
© Олег Цендровский
